Сергей Медведев
Ghia Nodia. Does Russia have soft power? The Case of Georgia
Представлена полноформатная научная статья с четкой структурой, хорошей теоретической базой и методологическим аппаратом, широким обзором литературы и практическими выводами для грузинской политики – хотя статье и не хватает полноценных научных выводов и заключения.
Достоинство данной работы в том, что автор не только дал обоснованное определение «мягкой силы», но и показал ее уникальность в случае России. Это наводит на ряд дополнительных соображений. В самом деле, традиционная «мягкая сила» России становится все слабее – современная РФ не обладает и малой частью той привлекательности и влияния, которыми обладал Советский Союз, глобальная альтернатива для половины человечества. Россия не может предложить ни успешной экономической и политической модели, ни значимых новейших изобретений и технологий (за исключением, возможно, вакцины «Спутник-V»), ни образцов модернизации. Традиционный российский культурный экспорт, включающий литературу и искусство, спортивные победы и научные достижения, остался в 19-20 веках, и современная Россия не может похвастаться достижениями ни в одной из этих областей: в России не живет ни один нобелевский лауреат, и практически все крупнейшие русскоязычные культурные деятели, от Андрея Звягинцева до Владимира Сорокина, живут за пределами страны.
В то же время, Россия использует другие формы невоенной «мягкой силы»: ослабление и дискредитация оппонентов, дезинформация, устрашение, спецоперации и прочие «активные мероприятия». Автор справедливо замечает, что это делает «мягкую силу» России неотличимой от информационной и «гибридной» войны. В целом, можно заключить, что Россия переходит от «позитивной мягкой силы» (сила примера, успеха, убеждения) к «негативной мягкой силе» (сила отталкивания, устрашения, непредсказуемости).
В заключительной, прикладной, части статьи автор исследует аспекты российской мягкой силы в Грузии – такие как экономика, язык и культура, религия, недоверие к либерализму и реформам, общее советское наследие и отдельно – образ Сталина. Последнее особенно ценно, так как этот аспект народной мифологии и негласной государственной политики слабо исследован и в Грузии, и в России.
Giorgi Butikashvili. Anatomy of Russian Hybrid War
Статья представляет собой достаточно полный обзор российских концепций «гибридной войны», от «сетецентричной войны» Александра Дугина и «информационной войны» Игоря Панарина до концепций российских военных аналитиков Сергея Чекинова и Сергея Богданова и начальника Генштаба генерала Валерия Герасимова. Что важно, автор предпосылает этому обзору широкий анализ эволюции военной мысли в конце 20го – начале 21 века: «конфликты малой интенсивности» Мартина ван Кревельда, «новые войны» Мэри Калдор, «асимметричная война» Феликса Вассермана и др. Отмеченные ими децентрализация войны, вовлечение новых акторов, стирание граней между войной и организованной преступностью отчетливо видны и в тактике российской гибридной войны 21 века.
В то же время, автор упускает важный компонент в становлении идеи и практики гибридной войны в России: приход к власти в стране спецслужб, представителей КГБ/ФСБ. С их подачи внешняя политика и сам контур отношений России с внешним миром стали носить черты «спецоперации» и т.н. «активных мероприятий» с использованием методов дезинформации, провокации, саботажа, отравлений, с привлечением негосударственных агентств и частных военных компаний (ЧВК). В настоящий момент в России практически стерлась грань между военными операциями, внешней политикой, спецоперациями, наемничеством и преступной деятельностью типа хакерства. Разветвленная, сетевая структура «гибридной войны» создает России требуемый образ опасной, непредсказуемой силы на мировой арене, сеет страх и угрозы, при помощи которых Россия усиливает нестабильность в определенных регионах мира и манипулирует международной повесткой.
Levan Berdzenishvili, Russian culture and us
Эссе представляет собой развернутую апологию русской культуры и утверждает, что сама по себе культура не может быть угрозой грузинской независимости и идентичности. Приводится масса интересных свидетельств, автор впечатляет широтой историко-культурной и филологической эрудиции.
С точки зрения культурной политики Грузии, автор, несомненно прав – наивно и непродуктивно отвергать культуру бывшей метрополии как «империалистическую». Но в то же время схожая постановка вопроса имеет право на существование: в какой степени национальная культура несет ответственность за политику нации, ее агрессию, ее войны, ее преступления? против человечности Должны ли мы, например, ставить вопрос об ответственности немецкой классической культуры, германского романтического национализма за немецкий фашизм?
В применении к русской культуре таким вопросом задался Милан Кундера в своем знаменитом эссе «Предисловие к вариации», опубликованном в New York Times Review of Books в январе 1985 года: в нем он вспоминает события после оккупации Чехословакии войсками Варшавского договора в 1968 году и разговор с советским офицером на улице, который был уверен, что оказывает чешскому народу братскую помощь «по любви». Вскоре после этого Кундере предложили сделать сценическую адаптацию «Идиота» Достоевского, он перечитал роман – и отказался, почувствовав внезапное отвращение к миру «раздутых жестов, темных глубин и агрессивной сентиментальности», изображенному русским писателем. По сути, Кундера проводит связь между миром Достоевского и советским вторжением, видя в Достоевском проявление анти-западного и анти-рационалистского духа русской культуры.
Парой месяцев позже Кундере ответил в том же самом журнале Иосиф Бродский, выступив в защиту России как части западной цивилизации и отрицая ответственность за советский (по сути российский) империализм: «солдаты не представляют культуру, и еще менее того литературу, они носят ружья, а не книги».
Этот спор, состоявшийся больше тридцати пяти лет тому назад, по-прежнему не разрешен. Бродский несколькими годами позже написал шовинистское стихотворение «на независимость Украины» с презрительной имперской позиции. Праправнук писателя Дмитрий Достоевский стал общественным деятелем, поддерживает политику Путина и от имени прапрадеда благословляет каторгу и призывает к чисткам. А писатель Виктор Пелевин в своем характерном ироничном ключе изобразил выпуск текущих российских новостей: «Скоро, скоро со стапелей в городе Мурманске сойдет ракетно-ядерный крейсер «Идиот», заложенный по случаю стопятидесятилетия со дня рождения Федора Михайловича Достоевского». Несомненно одно: каждая страна должна сама разбираться со своими травмами, преступлениями и ответственностью национальной культуры – но не делать культуру заложником межгосударственных отношений, и эссе Левана Бердзенишвили это еще раз подтверждает.
Rusudan Kobakhidze, The Two Faces-Icons of Stalin
Интересное эссе с попыткой культурологической, религиозной и литературной интерпретации образа Сталина и его функционирования в массовом сознании. Эссе написано богатым и образным английским языком, читается легко, приведена масса любопытных наблюдений и широких историко-культурных аллюзий. Однако остается ряд вопросов и замечаний:
1. Эссе не структурировано, нет четкой логики изложения, не сформулирован основной вопрос (гипотеза), мысль автора переходит от сюжета к сюжету, нет даже попытки какого-то заключения, выводов. Даже для свободной эссеистической формы необходимо более четкое структурирование.
2. Очень интересны мысли Бердяева по поводу вероучительной и мистической составляющей русской власти. Однако, как замечает сам автор, в этом феномене нет ничего уникально русского – мистическое тело власти, фигура царя-священника характерны для многих обществ и периодов истории, к примеру, в средневековой политической теологии.
В то же время, интересно было проследить религиозные корни русского авторитаризма, идущие от византийской традиции «симфонии» государства и церкви, унаследованной Московией с 15-16 века. В отличие от западного христианства, византийский император был одновременно и первосвященником; точно так же русские цари были помазаны на царство, подобно архиепископам – и религиозный культ Сталина во многом наследует этой традиции.
3. Любопытны литературные аллюзии к образу Сталина, хотя мандельштамовское стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны» кажется искусственно притянутым – Сталин в нем изображен не метафорически, а напрямую, это гротеск и карикатура. Также следует заметить, что утверждение, будто в булгаковском Воланде выведен Сталин – лишь одна из гипотез в интерпретации «Мастера и Маргариты».